Блаженны не видевшие и уверовавшие

Евангелие от Иоанна

  На Руси всегда любили и почитали блаженных. Само слово какое замечательное - блаженный! Мы ведь хотим спастись, то есть обрести блаженство в Царствии Небесном, и люди блаженные для нас как посланцы нездешнего мира, как его чистое и тихое дыхание. Глядя на них, начинаешь лучше понимать важнейшую заповедь блаженства: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Нищие духом - это самые свободные люди на земле. Им, кроме Бога, ничего не надо, действительно ничего, и это поразительно. Такую свободу духа невозможно подделать, невозможно сыграть, и настоящий блаженный узнается именно по ощущению его очевидной несвязанности ни с чем из обыденной жизни. Вот уж кому действительно свойственна, по слову Николая Бердяева, «абсолютная бытовая свобода», так это блаженным. Блаженный, словно капля освященного масла в воде - освящает воду, пребыват в ней, но при этом с водой не смешивается. Без таких людей церковная жизнь неполна. Они есть почти в каждом старом намоленном храме, и любой церковный человек со стажем их знает и может многое о них рассказать. Вот и мне захотелось в Страстную седмицу рассказать о некоторых наших хамовнических блаженных.

  Бабушка Оля

  Бабушка Оля очень похожа внешне на преподобного Серафима Саровского. Когда я ее впервые увидел около двадцати лет назад, то даже вздрогнул от неожиданности. Также как преподобный она согбенна и опирается на палочку. Но главное - это ее лицо, совсем нестарое, почти без морщин и очень светлое. Гладя на такое лицо, понимаешь, что значит жизнь безпорочная. Она духовная дочь покойного архимандрита Иоанна (Крестьянкина), который благословил ее хранить девство и жить в миру. Когда-то у нее был изумительный голос, и она пела в одном из московских храмов. Дружила со старцем-митрополитом Иоанном (Снычевым). Приезжая в Москву, владыка Иоанн непременно навещал бабушку Олю в ее двухкомнатной квартире на Фрунзенской набережной. Последние годы она много болела, поэтому уже не могла посещать храм ежедневно утром и вечером, как привыкла смолоду. Но, в воскресные и праздничные дни приезжала в храм, независимо от состояния здоровья. Иногда ее почти приносили на руках. Бывало идешь на раннюю литургию, смотришь у ворот храма останавливается какой-нибудь шикарный джип или шестисотый мерседес, и из него громадные братки-охранники бережно выводят бабушку Олю, а их хозяин кладет в карман ее пальто пачку денег и слезно просит помолиться. Однажды бабушка Оля приехала на ролс-ройсе. Я ее спросил, как это у нее так получается. Она говорит:

  - Выйду на улицу из дома, встану у края дороги, помолюсь, они тут же и подъезжают, наверное, Ангелы присылают.

  Да, пожалуй, по-другому и не объяснить.

  В ее квартире меня всегда поражала какая-то необыкновенная, буквально стерильная чистота и это при том, что она едва могла ходить и почти совершенно не могла нагибаться. Старый дубовый паркет в квартире напоминал застывшую морскую волну, весь вздыбленный, а некоторые паркетины просто торчали перпендикулярно вверх. Делать ремонт она категорически отказывалась, для уборки никого не приглашала. На каждой баночке, коих обреталось великое множество в квартире, не было ни пылинки. Поэтому остаеться предположить только одно - ей действительно помогали Ангелы.

  Но особенное чудо - это «святой пирожок» бабушки Оли. Так мы называли ее потрясающее по вкусу кулинарное изделие, напоминающее ватрушку. Она умудрялась выпекать его почти к каждому празднику. Обычно около полуночи раздавался телефонный звонок, и бабушка Оля властно приглашала:

  - Отец Александр! Я испекла пирожок, завтра после службы зайди, если сам не сможешь, пришли кого-нибудь из детей.

  Отказы не принимались, да и в голову не приходило отказываться. И таких пирожков для разных людей она выпекала к каждому празднику по нескольку штук. Как ей это удавалось, ума не приложу. Однажды, зайдя к ней за «святым пирожком», увидел в коридоре на полу, возле ванной, чайник. Говорю:

  - Бабушка Оля, а почему чайник-то на полу?

  - Да я его поднять-то не могу, - отвечает бабушка Оля, - наполнить-то кое-как в ванной смогла, а нести уже сил нет. Вот я его костылем и двигаю на кухню, чтобы на плиту поставить.

  Как она собиралась поставить чайник на плиту и зажечь газ совершенно непонятно. Впрочем, о единственно возможном объяснении я уже говорил.

  Молилась она непрерывно, я не слышал от нее ни единого лишнего слова. По ночам бабушка Оля непременно вычитывала по богослужебным книгам вечерню и утреню и молилась за всех, кто был записан в ее тетрадочке. Велика ее молитва и прозорливость. Когда произошли известные трагические события на Дубровке в Норд-Осте, среди захваченных чеченскими террористами заложников оказался и мой зять, муж моей старшей дочери Елизаветы, Антон Кобозев, который в тот роковой день замещал заболевшего флейтиста. Антон был ведущим флейтистом в «Новой Опере», но денег там платили мало, вот ему и приходилось подрабатывать в разных оркестрах. Бабушка Оля хорошо знала Антона, он ей очень нравился, неоднократно заходил к ней за «святым пирожком». Когда Антону удалось чудом дозвониться из Норд-Оста до нас, он попросил помолиться за него. Я немедленно сообщил об этом бабушке Оле. На следующий день она позвонила и сказала:

  - Всю ночь молилась за Антона и что-то мне так тяжело стало, но он спасется.

  Мы, было, обрадовались. Но когда Антон погиб, вспомнили точно слова бабушки Оли. Ведь говорила она о спасение его души, а словами «что-то мне так тяжело стало» предсказывала его физическую гибель.

  Бабушка Оля, слава Богу, еще жива, но по немощи ее перевезли к родственникам под Москву. Она всегда говорила, что умрет на Благовещение. Нынешнее Благовещение уже прошло, так что будем надеяться, что наша бабушка Оля еще поживет, и мы после Светлого Христова Воскресения навестим ее.

  Поля

  Уже лет десять, как она отошла ко Господу. Большая мощная русская женщина, Пелагея, напоминала мне Василису Кожину, гнавшую народной дубиной французов с русской земли. У нее всегда было веселое, даже озорное, выражение лица, и ее все побаивались. Как настоящая блаженная, Поля была совершенно нелицеприятна и могла рубануть правду-матку любому, если считала нужным. Ее побаивался даже наш замечательный настоятель протоиерей Димитрий Акинфиев, ныне тоже покойный. Когда она входила в храм, об этом сразу всем становилось известно по громкому и мощному вздоху и басовитым словам: «Господи помилуй, Пресвятая Богородица спаси нас, святой угодник Николай моли Бога о нас». Она всегда торжественно проходила вперед, независимо от количества народа и становилась почти напротив Царских врат. Проходя мимо нее с кадилом, протоиерей Димитрий обычно говорил с улыбкой : «Поля, не шуми». Она в ответ тоже улыбалась и поглядывала своим озорным глазком, а еще могла при этом громко зевнуть. Народ ее пропускал безропотно и почтительно, словно архиерея.

  Всю жизнь Поля работала машинистом трамвая. Ее единственный сын погиб и оставшуюся жизнь она прожила одна, почти ежедневно пребывая в храме. Иногда она надолго исчезала, вероятно ездила по святым местам, странничала. После ее долгого отсутствия мы начинали волноваться, где же наша блаженная Поля, и она тут же появлялась со своим громким вздохом. Отец Димитрий в таких случаях говорил: «Ну вот, Слава Богу, Поля вернулась» и у всех поднималось настроение. Очень громко басом пела Пелагея Символ Веры на литургии.

  Зимой и летом Пелагея одевалась примерно одинаково, в слякоть на огромные ботинки надевала еще целофановые пакеты. По улице шла тяжелой мощной поступью, совершенно никого не боясь. Как-то наблюдал такую картину. С десяток диких собак загнали на дерево перепуганного до смерти котенка и, скалясь, ждали, когда он оттуда упадет. Поля подошла и так рявкнула на собак, что те бросились врассыпную, по словам классика, «обгоняя собственный визг».

  Однажды, встретив меня в храме, озорно произнесла: «Ну здравствуй, шумел сурово Брянский лес!». И с тех пор стала приветствовать меня только так.

  Александр Сергеевич

  «Саша, Саша», обращаются к нему все, в том числе и зеленые пацаны-алтарники. А Саше-то уже за семьдесят. Всю жизнь он в нашем храме. Человек удивительного смирения и кротости, обладающий при этом огромной физической силой, которая даже сейчас в нем еще не иссякла. Великолепный плотник, кровельщик и переплетчик. Скольким людям он в свое время срубил изб и переплел книг почти бесплатно, не перечесть. Всю жизнь он прожил с неверующей женой. Случай для советского, да и нашего, времени весьма редкий. Обычно жена - верующая, а муж нет.

  У Александра Сергеевича есть дар слез. На службе он полностью погружен в молитву. Безропотно выполняет любое поручение того, кто его попросит, невзирая на возраст. Он никогда ни на кого не обижается, только иногда расстраивается, когда ему не дают прочитать шестопсалмие. Но уж если разрешат, то счастливее его человека не найти. Читает он громко со слезами, умилительно. У него очень интересная внешность, напоминающая слугу Ильи Ильича Обломова Захара. Ни разу не слышал, чтобы он кого-нибудь осудил. Удивительно чистая душа. Богатырь с детским сердцем.

  Блаженная Танюша

  Она блаженная в полном смысле этого слова, то есть, говоря бездушным медицинским языком, умственноотсталая. Но, глядя на нее, и общаясь с ней, начинаешь понимать всю относительность наших общепринятых критериев о наличии ума. Действительно, в жизни подлинно духовной, зачастую, бывает наоборот - признанный интеллектуал оказывается полным дураком, а тот, кого считают недоразвитым и идиотом, зрит в тайны мироздания, и ему открывается смысл бытия. Ведь недаром же Достоевский назвал один из своих шедевров «Идиот».

  Танюшина мама вскоре после рождения дочери приняла монашество. Многие годы они вдвоем прожили в небольшой комнате в коммунальной квартире. И Танюша тоже была пострижена в иночество. После смерти матери ей пришлось несладко. Конечно, мама, насколько могла, приучила ее к самостоятельной жизни, но все-таки, одна Танюша оставалась во многом беззащитной против злых людей и жестких обстоятельств. Но блаженных хранит Сам Бог. Много Танюше пришлось претерпеть от соседей по квартире, которые хотели завладеть ее комнатой и получить всю квартиру целиком. Ее пытались пугать, хотели сдать ее в дом инвалидов, вывезти в какую-нибудь деревню, но каждый раз что-то срывалось и все вражеские козни рассыпались. В храм она до последнего времени, пока не попала в больницу с инсультом, приходила ежедневно и проводила в нем целый день. Бывало, совершаешь проскомидию, и вдруг начинает раздаваться характерное ритмическое постукивание. Это значит, что пришла Танюша, села напротив алтаря на скамейку и, свесив свои коротенькие ножки, постукивает пятками по нижней части скамьи, напоминая нам евангельскую истину: «Будьте как дети». И всегда она просто и чистенько одета, в белоснежном платке на большой голове. Лицо у нее совершенно круглое с большими, слегка раскосыми, улыбающимися газами. Сидит на скамейке и радуется Богу. И вновь возникает вопрос, кто же ее так аккуратно и чисто одевал, ведь сама Танюша, казалось бы, совсем не приспособлена к жизни.

  Не действуют злобные законы социального дарвинизма на таких как блаженная Танюша. Когда она недавно попала в больницу с инсультом, соседи, как позже выяснилось, уже приготовили все необходимые документы для переселения Танюши в дом престарелых. Со всеми договорились, кому надо дали взятки. Им нужна была только ее последняя подпись, которую они рассчитывали получить хитростью, полагая, что блаженную им будет нетрудно обмануть. За Танюшей в больнице присматривала одна наша прихожанка Екатерина, тоже удивительная женщина, готовая мгновенно отозваться на любую беду и просьбу. Она первая узнала о том, что Танюша в больнице и стала ездить к ней, а меня мобилизовала причащать ее. Перед выпиской Танюша вдруг категорически заявила, что в свою комнату в коммуналке не вернется и буквально потребовала, чтобы Екатерина взяла ее к себе. А у Кати, помимо дочери, еще и мать-инвалид. Но что делать, куда тут денешься, когда просит Божий человек. А социальные дарвинисты, рассчитывающие получить комнату блаженной, остались с большим носом. Вот как Господь хранит тех, кто всецело Ему предан! Танюша после переезда к Екатерине быстро пошла на поправку. После каждого причащения ее состояние заметно улучшалось. И сейчас от инсульта не осталось и следа. И вообще, был ли этот инсульт? Похоже, что Господь все устроил таким образом, чтобы соседи не могли причинить вреда блаженной. Единственное из-за чего горевала Танюша - это ее любимые куклы, оставшиеся в коммунальной квартире, и она слезно просила Екатерину забрать их. Екатерина рассказала мне, что когда они вместе с Танюшей вошли в комнату в коммуналке, то увидели растерзанных кукол. Над ними явно был совершен какой-то колдовской ритуал. Вот какие у нас нынче бывают соседи. Кукол починили, зашили, окропили святой водой. Танюша совершила над ними монашеский постриг и все вражеские козни рассеялись.

  Когда я последний раз причащал ее у Екатерины, она прижалась ко мне как ребенок и долго не хотела отпускать, и все просила помолиться за нее. Мне стало как-то неловко от осознания того, что меня, грешного, просит помолиться человек, который и так у Бога на руках. Вот высота смирения блаженных! Куда нам до них! А Катя мне поведала, что она так прижимается ко мне, потому что никогда не видела своего отца, но очень хотела бы его увидеть. Танюша все время повторяет: «Мама-то моя уже доплыла до Царствия Небесного, а мне еще плыть и плыть».

  Вот и мы поплывем в Царствие Небесное, держась за наших блаженных.

Священник Александр Шумский, публицист, член Союза писателей России