Весьма значительная часть моей жизни совпадает с брежневской эпохой. В данном случае слово эпоха употреблено мной вполне серьезно, без тени сарказма и юмора. Причем, если говорить в общем и целом, я воспринимаю эту эпоху со знаком плюс. Образ Леонида Ильича Брежнева вызывает во мне добрую улыбку, в отличие от Никиты Сергеевича Хрущева, о котором вообще говорить не хочется. Вот уж кто воистину
«прореха на человечестве», в которую до сих пор еще проваливаются русские пространства. После хрущевского необольшевизма, после его троцкистской ненависти к Православию, после его подлого антисталинизма, после его оттепели, когда, как говорится, весь экскремент оттаял, приход Брежнева к власти явился добрым знаком стабилизации жизни.
И она действительно стабилизировалась. Появилась уверенность в завтрашнем дне. Да, был дефицит, были очереди, не хватало очень многого. Нельзя было запросто поехать заграницу и т.д. и т.п. Но Брежнева по отношению к Хрущеву следует рассматривать как фактор контрреволюции. Здесь Брежнев сыграл, при всей разнице масштабов, примерно ту же роль, что и Сталин по отношению к Троцкому и вообще большевизму. Закономерно, что при Брежневе прекратилась антисталинская истерия. Это, безусловно, способствовало укреплению государства во всех аспектах и особенно во внешнеполитическом. Если при Хрущеве явно обозначилась тенденция на разрушение армии, то при Брежневе наши вооруженные силы получили новый импульс развития. До сих пор брежневский ядерный запас, даже в самом сокращенном и искромсанном виде, продолжает сдерживать западных империалистических ястребов. Хотя кружат они все ниже и ниже. При Брежневе наши ядерные подводные лодки лежали на дне под самым Манхеттеном, и США даже дернуться не могли. Можно сколько угодно вспоминать смешные сюжеты, связанные с Леонидом Ильичем, но, уверяю вас, наши западные оппоненты относились к нему вполне серьезно и с уважением. Наши диссиденты все время пытались и пытаются принизить интеллектуальный потенциал Брежнева. Да, конечно, образованным человеком наш генсек не был, но от природы обладал недюженным умом. Академик Георгий Арбатов, бывший в ту пору директором Института США и Канады, рассказывал, как он однажды дома у Леонида Ильича зачитывал ему текст доклада, с которым Брежневу предстояло вскоре выступать на какой-то встрече на высшем уровне. Леонид Ильич как будто бы спал во время чтения, даже всхрапывал, и Арбатов решил воспользоваться, как ему показалось, невнимательностью руководителя государства и вставил в текст несколько мыслей либерального характера. Когда Арбатов закончил читать, Брежнев открыл глаза, зевнул, и сказал: «Все хорошо, доклад нормальный, но там есть несколько дурацких фраз, ты их вычеркни». Директор Института США и Канады был потрясен и спустя многие годы рассказывал об этом с восхищением.
С диссидентами Леонид Ильич поступал очень мягко. Солженицын вообще должен был бы ему памятник поставить. Разве получил бы дядя Саня из Рязани такую славу, если бы не Леонид Ильич, который выслал писателя в «свободный мир», где тот и нагулял свой харизматический жирок, а затем вернулся в Россию триумфатором.
Брежнев, как свидетельствуют близко знавшие его люди, был человеком добрым и добродушным. В наш храм одно время ходил один из его бывших водителей. Он рассказывал, что когда Брежнев садился обедать, то приглашал за стол всю прислугу и сам любил разливать суп по тарелкам. Однажды этот водитель парил Леонида Ильича в бане, и генсек, отличавшийся, как мы видели выше, наблюдательностью, спрашивает: «Вань, ты чего такой грустный?» Ваня отвечает: «Леонид Ильич, хочу «Волгу» приобрести, а как это сделать, не знаю». Тогда автомобиль «Волга» с оленем был почти недоступен простым гражданам. Брежнев отвечает: «Не грусти, я Косыгину скажу, он решит вопрос».
Можно, конечно, по-разному посмотреть на этот сюжет. Но все же, на мой взгляд, особенно если сравнивать с нынешним безобразием, в данном случае лучше было бы добродушно улыбнуться.
Этот же водитель рассказывал, что была у Брежнева пожилая уборщица, верующая женщина, которая всегда в день памяти преподобного Сергия Радонежского ездила в Троице-Сергиеву Лавру. Зная это, за день до отъезда, Леонид Ильич приглашал ее к себе, давал 25 рублей и говорил: «Мария, помолись там за меня грешного».
При Брежневе постепенно затухала антирелигиозная пропаганда, и для верующих людей появилась надежда на перемену в отношении государства к Церкви. Но мешал товарищ Суслов, этот злой гений брежневской эпохи, не желавший идти ни на какие уступки Православию, и Брежнев не решался ему возражать. В этом заключалась слабость и очень большая ошибка генерального секретаря.
Были, конечно, у Брежнева и другие ошибки, были провалы. В ряде случаев не хватало ему глубины понимания русской истории, в отличие от Сталина. Но вместе с тем он, без сомнения, человек русский и последний имперский правитель.
Я уверен, что по своему политическому уровню и потенциалу Леонид Ильич не уступал лучшим западным политикам своего времени, которое мы еще долго будем вспоминать с нотой ностальгии.