Но спасёт Бог людей своих, ибо велика Россия смирением своим.
Ф. М. Достоевский

  Сразу хочу подчеркнуть, что в статье речь пойдёт не о современном русском патриотизме вообще, а лишь о так называемой патриотической оппозиции – части, пытающейся выдавать себя за целое. За последние пятнадцать лет эта оппозиция, сгруппировавшись в партии различной величины, приобрела более или менее отчётливые политические контуры, выдвинула своих лидеров (Проханов, Лимонов и др.), выработала набор идеологем и программные тезисы, приобрела средства массовой информации (газеты "Завтра", "Правда", "Советская Россия", "День литературы", "Лимонка" и др.). В самом общем виде идеологию патриотической оппозиции вполне можно определить как необольшевизм, который имеет ряд духовных и психологических особенностей, существенно отличающих его от родителя (большевизма) и делающих весьма опасным для грядущих судеб России. Об этом разговор впереди.

  После полного поражения либералов на последних думских выборах патриотическая оппозиция, на мой взгляд, может составить ядро новой конфигурации радикальных политических сил, стремящихся свергнуть наличную государственную власть. Я полагаю, что некоторые наши интеллектуалы склонны недооценивать опасность нарастания нового революционного процесса в России. Их аргументы примерно такие: "Ну что могут сделать эти шуты и фигляры? Разве можно считать их серьёзной политической силой? Спецслужбы, если надо, сразу им свинтят головы. Народ не пойдёт за ними, он задавлен нуждой, ему сейчас не до революции". Но ведь почти то же самое сначала говорили и про Ленина, когда он картаво выкрикнул свою сакраментальную фразу "есть такая партия", встреченную гомерическим хохотом теми, кто вскоре навеки утратили дар улыбаться. Да и вообще, если окинуть мысленным взором новую и новейшую историю, можно, к своему удивлению, обнаружить, что в переломные, критические моменты истории власть брали совсем не те, которые казались несокрушимо сильными. Вспомните Оливера Кромвеля в Английской буржуазной революции, коего поначалу никто не принимал всерьез, Бонапарта, бросившего армию в Египте, всеми презираемого и тем не менее вскоре ставшего императором Франции, Адольфа Гитлера, пришедшего к власти в стране с самыми, казалось бы, развитыми социал-демократическими традициями. Подобные наблюдения можно сделать, погружаясь и в более глубокие исторические пласты.

  Что же касается наших оппозиционных шутов и фигляров, то давайте обратимся к небольшой, но, как мне кажется, наиболее серьезной после думских выборов статье Станислава Белковского "Корпорация прямого действия", опубликованной в газете "Завтра" (январь 2004 г ., № 4). Странный этот Станислав Белковский. Он политолог, член правления Совета по национальной безопасности (не понятно только, какого государства? – А.Ш.), оболгавший в своё время в той же газете наши спецподразделения, героически бравшие театральный центр на Дубровке (Норд-Ост), свободно кочующий по всем СМИ, от самых либеральных до самых ультрапатриотических, эдакий серый кардинал-провокатор. Судите сами. Подзаголовок разбираемой мной статьи называется "Заметки о стратегии левого движения в России". То есть перед нами не просто досужие размышления некоего политолога, а определение стратегического курса оппозиционного движения на весь послевыборный период. Белковский по существу даёт прямую установку левым силам: "В такой ситуации у народа остаётся единственный шанс воздействовать на политику – переходить к прямому действию. Выходить на улицы. Устраивать забастовки. Митинги. Проводить акции, которые начальство не может не заметить. И, главное, которым начальство не может сопротивляться: В ближайшее время на левом фланге должна быть создана корпорация прямого действия (КПД)". Лидером этой КПД Белковский видит только С.Ю.Глазьева. Понимает ли, считающий себя православным, Сергей Юрьевич, куда его хотят втянуть нынешние идейные родственники Ленина и Троцкого? Белковский уверяет, что КПД не нуждается в больших деньгах и поэтому, дескать, не будет зависеть от крупного капитала. Тут можно только привести слова старого анекдота: "И с такими хохмами вы, товарищ Белковский, приехали в Одессу?!" Любому человеку, закончившему среднюю школу, хорошо известно, что забастовочно-стачечная борьба дело очень дорогостоящее. Достаточно вспомнить, сколько средств тратили на неё в своё время большевики, какие деньги отстёгивали им всякие Саввы Морозовы, а потом немцы! И совершенно очевидно, что подрывная деятельность КПД будет проплачиваться не только всевозможными лондонскими Елениными-Березовскими (Еленин – псевдоним Березовского), мечтающими вернуть свои утраченные олигархические позиции, но и Западом, прежде всего США.

  Кто-то из читателей, возможно, подумает: "Что это вы, диакон Александр, занялись политическим анализом? Вы же не политолог, а священнослужитель, и ваше прямое дело – окормление пасомых, а не политическая футурология". Я отвечу словами выдающегося подвижника благочестия нашего времени, митрополита Вениамина (Федченкова): "Обязанность каждого христианина разгадывать, по мере своих сил, смысл судеб Божиих:" Эту обязанность невозможно выполнить, не всматриваясь пристально в окружающую жизнь, в том числе и в политическую её сторону, от которой сегодня так много зависит. Собственно политика никогда прежде не играла столь исключительной роли в общественной и личной жизни, как сегодня. Политика стала тотальной, т.е. всепроникающей, и игнорировать её, особенно нам, священнослужителям, значит зарывать, подобно известной птице, голову в песок. Тем более, что в России политические процессы всегда теснейшим образом увязывались, в положительном или отрицательном смысле, с фундаментальными православными ценностями. И если сказать резче, то рассматривать политику в России вне духовного контекста вообще бессмысленно, равно как и идеологию. И, конечно, неадекватным выглядит мнение известного оппозиционно-патриотического философа Александра Зиновьева, утверждающего, что русская идеология ХХI века будет нерелигиозной. Это равносильно тому, как если бы сказать – грядущая Россия не будет православной. Но ведь тогда не будет и самой России. Неужели, по слову поэта, "в рабском виде Царь Небесный исходил благословляя" родную землю только для того, чтобы появился современный Базаров со своим лопухом вместо креста на могиле.

  Итак, каково же идеологическое или, лучше сказать, духовное лицо нашей патриотической оппозиции? Я уже отмечал выше, что её необольшевизм имеет существенные отличия от своего предшественника начала прошлого столетия. Характерным признаком современного русского необольшевизма является внешнее приятие Православия. Например, лидер КПРФ Г.А.Зюганов, которому каждый год в день рождения пионерии у мавзолея с прахом Ленина повязывают на шею красный галстук, недавно крестился и старается, по крайней мере на словах, проявлять лояльность по отношению к Церкви. И другие патриотические лидеры, за исключением, может быть, Лимонова, не упускают случая подчеркнуть свою православность. Но вот тут мы и подходим к самому главному вопросу – а что они понимают под Православием? Оказывается, их понимание диаметрально противоположно церковному.

  Дело в том, что Православия вне Церкви нет и быть не может, поскольку Церковь – это и есть Православие. Здесь необходимо обратить внимание на этимологию самого слова. Православие буквально означает – правильное славление. Правильное славление Бога вне Церкви невозможно. Попытка быть православным без Церкви есть абсурд, приводящий либо к ереси, либо к расколу, либо к тому и другому вместе. Церковь воспитывает в человеке самое главное качество, без которого невозможно истинное богопознание – смирение. Священное Писание свидетельствует, что "гордым Бог противится, а смиренным даёт благодать". И внутри Церкви испорченной человеческой природе чрезвычайно тяжело даётся наука смирения. Что же говорить, когда человек находится вне церковной ограды. Например, известный русский философ первой половины ХХ века Н.А.Бердяев одно время посещал Храм Божий, исповедовался у духоносного старца протоиерея Алексея Мечёва, но при этом никак не мог принять самых, казалось бы, простых и в то же время фундаментальных правил церковной жизни, в частности коленопреклоненной позы, полагая, что она умаляет достоинство личности, которое он возвёл в какой-то особый культ. Поэтому не приходится удивляться тому, что в трудах философа содержится множество неверных, нелепых и просто откровенно еретических суждений, позволяющих причислить его, наряду с В.Соловьёвым и Д.Мережковским, к основоположникам так называемой философии "нового религиозного сознания" или "религии третьего откровения", являющейся одной из опаснейших ересей. Я утверждаю, что наша патриотическая оппозиция в духовном отношении продолжает традицию "нового религиозного сознания", хотя, конечно, нынешние её апологеты заметно уступают основоположникам по уровню таланта и образованности, что, впрочем, не делает их менее опасными.

  Краеугольным камнем "религии третьего завета" является её отношение к реальной Церкви, которую Мережковский и Бердяев именовали исторической. Кто-то, возможно, подумает: а что же плохого в слове историческая. Подвох как раз и состоит в самом слове, поскольку в бердяевско-мережковском контексте оно означает временность, завершённость новозаветной Церкви и ожидание пресловутого третьего завета, когда и откроется якобы "подлинная церковь святого духа", в которой произойдёт синтез Богочеловека с человекобогом.

  Н.Бердяев со свойственным ему буйным воображением писал: "Мы зачарованы не только Голгофой, но и Олимпом. Зовёт и привлекает нас не только Бог страдающий на кресте, но и Бог-пан, бог стихии земной, и древняя богиня Афродита". Образность Бердяева отливается у Мережковского в чеканную "догматическую" форму: "Два пути в конце соединяются, Богочеловек и Человекобог – одно и то же". Ни о каком третьем завете ни Священное Предание, ни Священное Писание не свидетельствуют. Согласно учению Церкви есть только два Завета – Ветхий и Новый, а в конце истории человечество ожидает Второе Пришествие Господа нашего Иисуса Христа и Страшный Суд. "Религия третьего откровения" – дьявольская выдумка, вброшенная в сознание с целью отвлечь человека от спасительного покаянного пути. Здесь лукавый богопротивник как бы говорит: "Не бойся, человек, никакого Страшного Суда не будет, поживём ещё в третьем завете".

  Философия "нового религиозного сознания" хитроумная кабалистическая шарада, воспламеняющая ум ложной пытливостью и повышающая уровень адреналина в крови. Чем глубже человек погружается в разгадывание этой шарады, тем хуже различает добро и зло, свет и тьму. В конце концов с ним совершается то, о чём читаем у Шекспира: "И долго мне, лишённому ума, казался раем ад, а светом тьма", т.е. происходит по словам священномученика архиепископа Илариона (Троицкого), подмена и фальсификация.

  Таким образом, главная задача рассматриваемого нами лжеучения заменить человеку реальную "историческую" Церковь на несуществующую голографически-виртуальную обманную церковь "третьего откровения". По существу "новое религиозное сознание" есть бунт против Благодати Духа Святого, обитающего в реальной Церкви, приводящий в конечном счёте к полному отрицанию христианства в любой форме и к принятию так называемого сврехэкуменизма, т.е. смешению всех религий или, иными словами, к откровенному неоязычеству. Помните Афродиту у Бердяева! Попробуем в этом контексте рассмотреть "православность" современных необольшевиков. "Православие" у нашей патриотической оппозиции особенное, оно безусловно противопоставляется Русской Православной Церкви. Я бы назвал такое "православие" самозванным, отрепьевским. Это очень легко доказать, рассмотрев прозу и публицистику ведущих авторов данного круга. В газете "Завтра", возглавляемой Александром Прохановым с удивительной регулярностью публикуются антицерковные материалы. Чему же здесь удивляться, если главный редактор в своём известном романе "Господин Гексоген" пишет о нашем Патриархе, которого Русская Православная Церковь именует господином и отцом, такое, что рука не поднимается процитировать это. Главный герой романа, патриот Белосельцев, когда ему на лицо попала святая вода с кропила Патриарха "поспешил отступить, платком отёр щёку, словно это была не вода, а уксус". Но если подобные словоизвержения ещё как-то можно объяснить больным, извращённым воображением, то как определить вот такие "откровения" господина Проханова в газете "НГ Религии" (16 июля 2003 г .): "Я не могу смириться с тем, что Патриарх в 1993 году освятил расстрел Белого дома". Это, дорогой читатель, уже не потемнение разума, это сознательно рассчитанная клевета. Иногда невольно пожалеешь, что прошли времена дуэлей. Все эти чудовищные образы, ложь и клевета вносят смуту в души многих легковерных русских патриотов и укрепляют их антицерковные настроения. Проханов не может этого не осознавать, а значит несёт полную ответственность за свои слова. Далее в интервью "НГ Религии" он, прикидываясь пророком, ставит духовный диагноз состоянию Русской Православной Церкви: "Русское православие теряет пассионарность". А у кого же она сохраняется? Главный редактор "Завтра" отвечает: "Мусульмане сейчас – единственная пассионарная сила в России, это настоящий двигатель истории. Только она ещё сопротивляется навязыванию американского образа жизни". Вот, собственно, ради этих слов, на мой взгляд, и давалось интервью. Здесь, как мы видим, мусульманству неприкрыто отдаётся предпочтение перед Православием. Причём особо обращаю внимание читателей на то, что свою хвалу исламизму в "НГ Религии" Проханов пропел 16 июля 2003 года, т.е. спустя всего девять месяцев после трагедии в театральном центре на Дубровке, где по вине чеченских вакхаббитов и шахидок погибло 130 человек и через 10 дней (!) после теракта в Тушино (5 июля 2003 г .), где взрывные устройства чеченских фурий смерти унесли жизни более десяти человек. Вообще, начиная с первой чеченской войны у Проханова как в прозе, так и в публицистике явно просматривается, мягко говоря, неоднозначное отношение к ичкерийскому волку. Александр Андреевич периодически призывает нас побрататься со "свободными черкесами". Это можно видеть в его романе "Идущие в ночи". А вот и совсем свежий пример – прохановская передовица в "Завтра" (№ 9, 2004 г .), в которой автор предлагает нам после терактов на Дубровке, в Тушине, московском метро "перевести вражду в эпическую трагедию, где нет места лютой ненависти, а лишь фатальная неизбежность", рисует картину, в которой "солдаты двух армий (а мы с вами, читатель, и не знали, что чеченские бандиты-сепаратисты получили статус армии. – А.Ш.), истерзанные, утомлённые, сходятся на общую тризну, сообща поминая погибших". По этой логике мать Евгения Родионова должна с умилением сидеть за одним столом со зверюгой, обезглавившим её сына и ещё десятки таких же мальчишек, а моя дочь, потерявшая мужа в Норд-Осте, должна взять своего двухлетнего сына, немедленно отправиться в "великую Ичкерию", найти там родственников убитых шахидок и со слезами броситься им на шею, вымаливая прощение.

  Проханов прямо призывает нас проявить по отношению к чеченским бандитам "милосердие, умягчение сердец, прощение и любовь". Но при этом почему-то не предлагает нам распространить христианскую любовь на представителей нынешней российской власти. Странная избирательность, читатель, не правда ли? Получается – чеченца возлюби, а Путина возненавидь! Удивительно все-таки, сколь кощунственно могут иногда звучать слова христианской любви в устах бессовестного или духовно повреждённого человека. Интересно, как бы оценил такое прохановское "христианство" бывший чеченский министр пропаганды, Геббельс "великой Ичкерии", господин Удугов?

  У Проханова есть образная идеологема – "красная икона", являющаяся сущностью его мировоззрения. В духовном, религиозном смысле она представляет сбой не что иное, как модификацию "нового религиозного сознания", где соединяется в мнимой гармонии свет и тьма, белое и чёрное, чистое и грязное. Проханову недостаточно просто признавать великое значение советского периода русской истории (отрицают сегодня его только совсем "отмороженные" демократы, вроде Новодворской или Ковалёва), для него мало считать Сталина лишь великим вождём, ему необходимо во что бы то ни стало "канонизировать" советское прошлое и поставить портрет генералиссимуса в красный угол рядом с иконой Божией Матери. Тем более, что духовник газеты "Завтра" протоиерей Д.Дудко прямо предлагает прославить Сталина: "Святый Иосифе праведный, моли Бога о нас" ("Завтра", № 32, 2003 г .). Все, конечно, помнят евангельский сюжет, в котором фарисеи, пытаясь искушать Иисуса Христа, спрашивают Его: "Позволительно ли давать подать кесарю или нет?" Господь ответил им: "Отдайте кесарю кесарево, а Божие Богу" (Мк. 12, 14-17). У протоиерея Димитрия и его духовных чад из патриотической оппозиции получается, как ни крути, противоположный ответ, и Божие отдаётся кесарю. Следуя этой логике, нужно оправдать всех душегубов-чекистов. Ведь выходит, что они служили "святому праведному Иосифу". Но давайте будем последовательными и просмотрим цепочку до конца. Если Сталин святой, то неизбежно встаёт вопрос – кто же тогда Ленин и так называемые основоположники, бородатые профили которых мы совсем недавно лицезрели рядом с ним на советских плакатах? Опустившись ещё глубже в историю, мы должны спросить себя, что же нам делать с древними жестокими гонителями христиан, из числа языческих императоров и, наконец, как быть с Иудой? Согласитесь, эти вопросы не выглядят праздными и надуманными. Кто-то возможно скажет: "Но уж Ленина канонизировать никому в голову не придёт". Я и сам так полагал, пока не прочитал в газете "Завтра" (№ 6, 2002 г .) статью известного патриотического писателя В.Личутина, где содержится вот такое "откровение": "Воистину Красной (красивой, светлой, хорошей, святой) площадь стала с того момента, когда мощи Ленина положили на посмотрение. С этого дня площадь получила сакральное подтверждение". Личутин присваивает вождю мирового пролетариата ещё неизвестное доселе духовное звание "доброго домового охранителя".

  Да и сам А.Проханов подошёл вплотную к канонизации Ильича: "В Индии Ленина называют махатмой, как проповедника и носителя грандиозных познаний. Ленин – энергия, красота и развитие" ("Завтра", № 4, 2004 г .). Впрочем, писателю к роли понтифика (римский папа– А.Ш.) патриотической оппозиции не привыкать. Он имеет большой опыт по "канонизации" самых разных личностей. К "лику святых" он причислил, например, лидера палестинцев Арафата ("Арафат по меркам самого высокого канона – святой") и бывшего вождя Ирака Саддама Хусейна ("Саддам – значительно больше, чем политик, полководец и лидер. Он – святой"). "Новое религиозное сознание" понтифика Александра по всей вероятности никогда не истощится. Казалось бы, какое ещё "откровение" после "красной иконы" может его посетить? Но, видимо, мы недооцениваем особенные отношения Александра Андреевича с нездешним миром. Знал ли ты, читатель, что писатель Юрий Бондарев на самом деле не писатель? Так вот знай, Юрий Бондарев – это апостол. Прохановская передовица в мартовском номере "Завтра" (№ 11, 2004) так и называется "Бондарев – апостол "красного завета". Там в частности написано: "Апостол Матфей повествует о первых днях христианства. Книги Бондарева – апостольские послания "красного завета", по которым жили мы, исповедующие "советский символ веры".

  Ученик и соратник Проханова, главный редактор газеты "День литературы" В.Бондаренко тоже внёс свой неоценимый вклад в догматическое развитие "религии третьего завета". В статье "Русский национальный упырь" ("Завтра", № 35, 2002 г .) он делится с нами своим откровением: "Так наш национальный русский упырь оказывается временами символом вечной Святой Руси: Упырь на время становится в центр спасения Святой Руси. Есть в этом окаянном злодейском упырстве нечто такое русское, что и в зле своём, помимо воли своей противостоит всем мировым порядкам". Здесь автор по сути повторяет излюбленную мысль Мережковского, что "Бог есть зверь".

  Бондаренковский "упырь", личутинский "домовой", "святой праведный Иосиф" отца Димитрия соединяются в "красном завете" А.Проханова. Нельзя не заметить явной преемственности этих "религиозных откровений" с главным догматом "религии третьего завета" – "Богочеловек и Человекобог – одно и то же". Между прочим Мережковский намекал на возможность воплощения этого единства в Муссолини и Гитлере. Интересно, почему он до "святого Иосифа" не додумался? Характерной особенностью апологетов философии "нового религиозного сознания" является стремление во что бы то ни стало сделать Ф.М.Достоевского своим союзником. Д.Мережковский очень печалится, что Федор Михайлович не желает санкционировать соитие Богочеловека с Человекобогом: "Кажется, Достоевский это лишь пророчески-смутно почувствовал, но не сознал до конца. Если бы он сознал, то был бы весь наш, а таков, как теперь, он только почти наш: Всё-таки остался он в лоне исторической православной Церкви". Здесь у Мережковского проступает тихая истерика в связи с непослушанием писателя. Интересно, кого он подразумевает под словом "наш"? Уж не персонажей ли из "Бесов", гениально охарактеризованных Достоевским в главе "У наших": "Они представляли собою цвет самого ярко-красного либерализма в нашем древнем городе". Но если у Мережковского в связи с Достоевским обнаруживается нездоровое исступление, то у Бондаренко – невероятная наглость: "Всё-таки Федор Михайлович Достоевский – наш национальный святой. К тому же он опередил время ровно на век. Сегодня все вышли из шинели Достоевского: Проханов и Мамлеев, Личутин и Лимонов" ("День литературы", № 7, 2002 г .). Преемственность перечисленных литераторов с Достоевским действительно есть, но только в том смысле, что они вполне вписываются в строй "ярко-красных либералов", определивших название романа "Бесы". Свою статью Бондаренко завершает сногсшибательным утверждением: "И новая русская красота всё-таки спасёт в очередной раз весь мир". Может быть, мы должны усмотреть спасительную красоту вот в таких заклинаниях Э.Лимонова: "Нужно обрушить всю систему, государство, семью, образование, промышленность. Да и так ли уж необходимо присутствие на земле миллиардов существ? Нужно перестать рожать, куда столько людей" ("Лимонка&quo ;, № 201, 2003 г .). Как ты полагаешь, читатель, что сказал бы об этом Фёдор Михайлович, так и оставшийся "в лоне исторической православной Церкви".

  Хорошо известно, что Достоевский благоговел перед монашеством, прекрасно понимая, что оно является солью Церкви. Незабываем созданный писателем образ старца Зосимы в "Братьях Карамазовых", потрясает глава "У Тихона" из романа "Бесы", в которой духоносный старец разоблачает дьявольское лукавство Николая Ставрогина. А с каким трепетом и смирением ездил Федор Михайлович в Оптину пустынь к старцу Амвросию! Когда старца спросили, что он думает о писателе, тот ответил: "Он кается". Возможна ли более высокая оценка для православного человека?

  Отношение к монашеству является важнейшим критерием подлинной церковности. Каково же это отношение у апологетов "религии третьего откровения"? Можно ответить одним словом – враждебное. И Мережковский и Бердяев просто ненавидят аскетизм, приписывая ему отрицание жизни. Мережковский прямо называет монашеский аскетизм "лжехристианством", высший аскетический подвиг столпничества уподобляет "страшной духовной пустыне". В том же духе рассуждают о монашестве и нынешние ревнители "нового религиозного сознания". В.Бондаренко в своей статье "Новая православная проза" ("Завтра", № 3, 2004 г .) называет монашество "тенями и свистящими воронками праха". Он восхищается одним из последних стихотворений поэта Юрия Кузнецова "Поэт и монах", где автор разоблачает якобы монашеский, аскетический взгляд на искусство. Ю.Кузнецов – поэт выдающийся, спору нет. И тем более обидно, что перед смертью он написал такой вздор. Никакого диалога между поэтом и монахом там и в помине нет. Кузнецов говорит сам с собой, т.е. с выдуманным им же монахом. Есть такой способ дискредитации оппонента – приписать ему то, чего он никогда не говорил и не совершал, а потом, исходя из этой подделки и фальсификации, обрушить на противника громы и молнии "праведного" гнева. Кузнецовский монах говорит: "Искусство – смрадный грех, / Вы все мертвы, как преисподняя, / И ты мертвец – на вас на всех / Нет благовестия Господня:" Здесь явное искажение самого православного духа, всегда проникнутого любовью, несовместимой с прокурорской отчужденностью от человека. Такое мог сказать средневековый католический монах, например, Савонарола, но не преподобный Андрей Рублёв. Очевидно, что поэт совершенно не был знаком со святоотеческой традицией и литературой, а также не имел личного опыта общения с православными монахами, особенно со старцами. В.Бондаренко, который восхищается кузнецовской выдумкой, не грех было бы почитать хоть что-нибудь из трудов святителей Иоанна Златоустого, Игнатия Брянчанинова, Илариона Троицкого, Луки Войно-Ясенецкого, Феофана Полтавского, митрополита Вениамина Федченкова, жизнеописания преподобных оптинских старцев, их письма и рассуждения. Может быть, тогда он увидел бы, на каком уровне культуры всегда находилось православное монашество. Например, один из последних оптинских старцев, замыкающий ряд великих, Нектарий, был человеком феноменальной образованности, владел иностранными языками, любил пение Шаляпина, прекрасно знал поэзию Хлебникова, Блока, Ходасевича, читал книгу О.Шпенглера "Закат Европы". Приезжавшие к нему столичные интеллигенты, среди которых было много людей искусства, поражались его кругозору и точности оценок.

  Святитель Лука Войно-Ясенецкий был не только выдающимся подвижником благочестия, не только всемирно известным ученым-хирургом, совершившим переворот в гнойной хирургии, но и талантливым художником. Двенадцать лет назад мне посчастливилось целый час общаться со старцем Успенского Псково-Печерского монастыря, архимандритом Иоанном Крестьянкиным. Меня поразил изысканный и в то же время ясный русский язык этого человека. Такой сегодня не часто услышишь. В беседе отец Иоанн показал прекрасное знание русской литературы, поэзии, истории и даже прочитал одно из философских стихотворений В.Соловьёва.

  Для философии "нового религиозного сознания" характерно смешение христианства с язычеством. Помните, Бердяев говорит о своей зачарованности "не только Голгофой, но и Олимпом". Эту мысль он развивает так: "В наших золотых снах нам грезится не только небо, населённое бесплотными духами, но и одухотворенная плоть, грезится природа, одушевлённая фавнами и нимфами". Мережковский вводит понятие "Бог – животное". Очевидно, что здесь от христианства уже ничего не остаётся, подобно тому, как ничего не остаётся от чистой воды при смешении её с грязной, сохраняющей тем не менее своё главное свойство – грязь. То же самое мы наблюдаем у Бондаренко, который просто одержим страстью всё смешивать. Писателя В.Г.Распутина он называет "глубоко языческим писателем, православным писателем с языческими корнями", а своих церковных оппонентов упрекает за то, что они "забывают о богатом русском фольклоре с бабами Ягами, лешими, домовыми, водяными и прочей доброй и злой нечистью". Но вот писатель Личутин, считающий себя православным, о доброй нечисти не забывает, называя Ленина "добрым домовым".

  Мне иногда говорят: "Зачем вы столько сил тратите на всяких недоумков. Они несут явный бред, не надо на них вообще реагировать". Мне такое благодушие представляется ложным и весьма опасным. Далеко не все русские люди, в том числе и посещающие храм, считают подобного рода писания бредом, я в этом не раз убеждался. Кроме того, в переломные моменты истории, а мы сегодня переживаем один из таких, у абсурда значительно повышаются шансы на успех. Необходимо также учитывать традиционно некритичное и легковерное отношение многих из нас к печатному и вообще публичному слову. Пока мы высокомерно посмеиваемся над Прохановыми, Лимоновыми, Бондаренками, они методично делают своё дело, много и активно работают, мелькают то и дело на телеэкране, пишут статьи и книги, практически не встречая никакого препятствия. Иногда я слышу в свой и такое: "Вот вы о них пишете и тем самым делаете им рекламу". По этой логике выходит, что со злом вообще бороться не следует, поскольку любое его разоблачение кто-то может рассматривать как рекламу. Тогда получается, что Ф.М.Достоевский не должен был писать романы "Преступление и наказание", "Бесы", публиковать "Дневник писателя". Я не вижу никаких оснований – ни духовных, ни исторических, ни психологических – для расслабления и пренебрежительно-снобистского позёвывания. И дело здесь не в персоналиях. Не будет конкретно этих, – появятся подобные им, поскольку в российском обществе всегда хватало людей, не стремящихся к духовной трезвости и рассудительности, а, напротив, впадающих в экзальтацию или, по словам профессора богословия А.И.Осипова, в "экстатическое безумие". Встречается такое и в православной, церковной среде. А как иначе определить "рассуждения" отца Д.Дудко о необходимости канонизации русских писателей, в частности Л.Н.Толстого, хотя и у того, по словам самого Дудко, "есть кощунственные места"?

  Как назвать письмо на имя Президента В.В.Путина в защиту Лимонова, подписанное почти сотней прихожан петербургского храма святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Знаменке, руководимых настоятелем, немолодым уже человеком, иеромонахом Евстафием Жаковым? В письме упор делается на то, что "мечта этого скитальца (Э.Лимонова. – А.Ш.) – нерушимая, сильная, самостоятельная Россия" ("Завтра", № 15, 2003 г .). И это говорится о человеке, который в своих программных статьях призывает к уничтожению традиционных ценностей, т.е. государства и семьи, на которых всегда держалась русская жизнь.

  В интервью газете "Спецназ России" (№ 4, 2003 г .) отец Евстафий предлагает рассматривать революционно-советский период русской истории через триаду: "Николай II – Ленин – Сталин". По его мнению, "Сталин – это был своеобразный синтез, если говорить гегелевским языком. Сталин вобрал в себя и Православие Николая II и власть императора". На первый взгляд рассуждение может показаться по-своему красивым и логичным. Но если вдуматься поглубже, нельзя не заметить, что батюшка подводит читателя к мысли о святости генералиссимуса. Любой старый коммунист, ветеран войны, только только начавший воцерковляться и задумываться о своих грехах, прочитав подобное, наверняка скажет: "Значит, мы делали всё правильно в своё время". Как вы думаете, в дальнейшем будет ли его сердце возгреваться покаянным чувством или, напротив, застынет в "окамененном нечувствии"? А как воспримет, например, бывший сотрудник НКВД такие слова отца Евстафия о сталинских репрессиях: "Народ, который в значительной части своей равнодушно относился к низверганию своих святынь, – этот народ должен быть наказан. И это наказание, в принципе, не ужасное. Это наказание, которое ведёт народ к лучшему". И ведь не скажешь, что в этом рассуждении нет доли истины. Действительно, любой народ и каждый отдельный человек приемлют по своим грехам. Но вот дух, с которым произнесены эти слова, совершенно не православный, потому что нет в нём и капли христианской любви. Здесь слышится не исполненный сострадания голос православного пастыря, а холодный прокурорский, ветхозаветный говор опричника, видится не образ Божией Матери, ходатайствующей пред Господом на Страшном Суде о каждом грешнике, а собачья морда и метла, прикрученные к седлу коня Малюты Скуратова, осязается не православный восьмиконечный крест, а свастика с её переломленными концами. Теперь почти в каждом номере газет "Завтра" и "День литературы" можно встретить статьи одного из идеологов так называемого "опричного движения", Руслана Бычкова. О возможности альянса между патриотической оппозицией и православными радикалами мне уже приходилось писать на страницах "Десятины".

  Что является основой этого срастания? Прежде всего отношение тех и других к официальной "исторической" Церкви и к существующей государственной власти; на мой взгляд, наиболее адекватно это можно выразить словами "православный" нигилизм. Для нигилиста времён Ф.М.Достоевского были характерны воинствующий атеизм и полное отрицание самодержавной государственной власти. Но уже в "Бесах" мы обнаруживаем гениальную интуицию Достоевского, предчувствующего появление в будущем нигилиста нового типа. (Примечательно, что именно в эти дни в Москве на сцене "Театра имени Вахтангова" идёт спектакль "Бесы", поставленный польским режиссёром Анджеем Вайдой.) Это Петенька Верховенский, предлагающий главному герою романа Николаю Ставрогину стать Иваном-Царевичем: "Мы провозгласим разрушение: Мы пустим легенды: Ну-с, и начнётся смута! Раскачка такая пойдёт, какой мир ещё не видал: Затуманится Русь, заплачет по старым богам: Ну-с, тут-то мы и пустим:

– Кого?
– Ивана-Царевича:
– Кого-о?
– Ивана-Царевича; вас, вас!

Ставрогин подумал с минуту.

Самозванца? – Вдруг спросил он, в глубоком изумлении смотря на исступлённого".

  Руслан Бычков, этот клон Петеньки Верховенского, вещает: "Справедливо мнение Владимира Бондаренко, что "нынешняя самая высшая православная правда" – это не елейная псевдо-смиренная проповедь непротивленчества обрушившейся на Россию лавине зла. Самая высшая православная правда есть правда о силовом сопротивлении злу, о православно-осмысленном беспощадном Русском Бунте". Итак, "православный Русский Бунт", эта мечта Верховенского, не станет ли страшной реальностью в недалёком будущем? Удивительна русская история. Начало века двадцатого ознаменовалось введением парламентских свобод и последующим вслед за ними падение самодержавия. Начало века двадцать первого отмечено, по слову Достоевского, "стушевыванием" парламента и усилением президентской власти. Похоже, что Россия начинает возвращаться на свой исконно традиционный путь. Непартийный народный голос высказывается за государственность. Казалось бы, образованному русскому обществу сам Бог велел сплотиться, помочь государству оттолкнуться от дна и всплыть наверх. Ан-нет, наша застарелая привычка диссидентствовать затмевает разум. Неудобно, видите ли, русскому интеллигенту поддерживать власть, неловко, не принято, могут ведь в глупости обвинить. А для русского интеллигента нет ничего страшнее, чем прослыть дураком. И вот А.Проханов вопит: "Тотальная революция – ленинский тезис, актуальный как в начале прошлого, так и нынешнего столетия", Белковские и Березовские начинают создавать корпорацию прямого действия, Бондаренки и Лимоновы призывают к формированию "народной инквизиции", Новодворские и Хакамады визжат об опасности реставрации империи, опричники выращивают самозванца. И снова наша интеллигенция окрашивается в цвет ярко-красного либерализма. В сложившейся ситуации очень многое зависит от позиции трезвомыслящих православных людей, помнящих и понимающих слова апостола Петра: "Будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: Ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей – как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии" (I Петр 2, 13-16).

ДЬЯКОН Александр ШУМСКИЙ