НЕДАВНО мне пришлось около месяца провести в больнице. Как-то подходит ко мне пациентка из женского отделения и просит поговорить с ней. Из беседы выяснилось, что она православная христианка и что ее очень волнует проблема духовно-нравственного состояния молодежи. Она поведала, что у них в отделении находятся несколько девушек-подростков, которые плохо себя ведут (играют в карты, слушают рок-музыку, грубят и ругаются). Моя собеседница пыталась наставить их на правильный путь, объявив девушкам, что такой образ жизни приведет их в ад. Но девушки почему-то не захотели слушать слово истины.
И вот она просит, чтобы я поднялся к ним в отделение и как духовное лицо авторитетно вразумил бы грубиянок. Я отказался это делать, объяснив, что у меня нет никакой уверенности в успешности такой миссии, ведь девушки меня не звали, а свои миссионерские таланты я никогда не переоценивал. Далее я попытался растолковать Тамаре, так звали мою собеседницу, что в деле православного воспитания, да и любого другого, есть два ключевых слова. Первое — что, второе — как. Слово что означает цель, которую мы хотим достичь. В данном случае — вытащить девушек из плена греха и порока. Но тут возникает второе слово-вопрос как, т.е. каким образом достичь поставленной цели. В слове как собственно и заключается содержание воспитательного процесса. Тамара отнеслась к моим рассуждениям с недоверием и была по-видимому обижена тем, что я не пошел к непослушным девчонкам и не выписал им путевку в преисподнюю...
Эта беседа побудила меня еще раз задуматься над проблемой православного воспитания и прежде всего над вопросом передачи знаний и опыта от взрослого — ребенку или подростку. Большинство родителей, да нередко и педагогов, стремится это сделать быстро, без особых мучений, поисков и издержек. Из такого подхода в конечном счете либо ничего не получается, либо создается некая иллюзия успеха (дети хорошо умеют прикидываться, изображая то, что мы хотим видеть; они усыпляют родительско-педагогическую бдительность и ведут зачастую двойную жизнь).
Бывает так, что известная актриса, певица или просто интеллигентная женщина, недавно переступившая порог православного храма, повязывает на голову платок, надевает длинное платье, обвешивается четками, словно матрос пулеметными лентами, и точно так же одевает свою дочь-подростка. Что же в этом плохого, скажете вы? Да, плохого, казалось бы, ничего нет, это даже трогательно. Только вот в чем беда, мама-то прежде, чем прийти к платку под подбородок и четкам прожила бурную жизнь, и уже перейдя за грань третьей молодости обрела драгоценную жемчужину веры. Она, естественно, не хочет, чтобы ее дитя проходило тот же путь соблазнов и падений. Предположим, мама любила в юности танцевать твист, заслушивалась рок-н-роллом. Став православной, начала активно читать духовную литературу и вот в одной из статей узнала о пагубности современной ритмической музыки, о «закодированных дисках», «обратной записи» и т.п. Она тут же заявляет своим детям-подросткам: у нас в доме больше не будет этой бесовщины!
Дети вынуждены согласиться, а куда тут денешься, ведь русская женщина, как известно, при желании может и коня на скаку остановить. Они покорно ходят с мамой в храм, постятся, слушают только духовную музыку, ездят по святым местам, не смотрят телевизор. Да, кстати, чуть не забыл, нехорошего пьющего папу, конечно, давно выгнали. Нет, ни в коем случае, не из-за того, что он просто надоел маме (не вздумайте ей такое сказать, будете врагом навеки!). Нет, нет, папу выгнали правильно, ведь он не хотел читать хорошие книги, он хотел, видите ли, смотреть футбол, эту бесовскую игру, и ходить в баню, а в церковь его едва затащишь, упирается, понимаете ли, руками и ногами.
Все у мамы идет хорошо, везде горят лампадки, пахнет ладаном. Мама не нарадуется. Но вдруг начинаются странные и непонятные вещи. Где-то лет в 13-14 у милых православных деток заметно меняется поведение. И вот — холодный душ: мама находит у дочери записи ритмической музыки, жевательную резинку и тушь для ресниц, а у сына — плакат с фотографиями популярных рок-музыкантов. Дальше — больше. Думаю, читатель сам может продолжить ряд. Мама недоумевает: я же все делала правильно, и батюшка мне так советовал. Что же случилось? Тут находится «умная» православная подруга, которая рассеет все сомнения. Это у тебя, сестра, просто бесовское искушение, враг мстит тебе за то, что ты приобщаешь детей к Церкви. И вот мама становится не просто православной, но еще и почти мученицей, гонимой собственными детьми, которые постепенно наглеют и уже не считают нужным что-либо скрывать. Они перестают ходить в храм и на все увещевания отвечают хамством. В этот момент маме приносят кассету, записанную в узком кругу, где известный духовный авторитет убедительно доказывает, что наша молодежь погибла, что это знак скорого конца света и ничего с этим не поделаешь, а детей больше рожать не надо. Тут уж мама совсем успокаивается в своем мученичестве. Раз сам «старец» сказал так о молодежи, что нам-то, убогим, думать! Все! Картина мира построена, мир полностью отпал вместе с несчастной молодежью в тьму кромешную, а нам, спасающимся, осталось только скорбеть и ждать конца света.
Я, наверное, несколько утрирую, но лишь для того, чтобы рельефнее показать суть дела. Думаю, многие со мной согласятся, что нечто подобное встречается нередко. Мне лично известно несколько трагических случаев, когда ревность не по разуму, проявляемая родителями в воцерковлении детей, приводила к прямо противоположным результатам. Хочу подчеркнуть, я не против ревности в православном воспитании, но ревности по разуму, а не против него.
Давайте поразмышляем, откуда берется эта неразумная ревность. Мне представляется, как это ни покажется странным на первый взгляд, что она есть результат нежелания по-настоящему трудиться, напряженно думать и брать на себя ответственность. Как же так, спросит кто-то из читателей, люди отказываются от различных удовольствий, строго постятся, много молятся. И к тому же пытаются приучить своих детей. Разве это не тяжелый труд? Да, согласен, это необходимо делать. Но этого недостаточно. А чего еще не достает? Не достает самого главного — связи с реальной, а не выдуманной действительностью. Как это ни парадоксально, но человеку свойственно все время убегать от реальности. Помните, у А.С.Пушкина:
Тьмы низких истин нам дороже
Нас возвышающий обман...
Каждый убегает от реальной действительности по-разному. Самый примитивный способ — алкоголь, наркотики или нечто подобное. Но у большинства, особенно образованных, людей этот уход выражается в построении тех или иных схем, к которым реальная жизнь имеет весьма отдаленное отношение.
Материалисты всех мастей рисуют схему, где нет места ничему идеальному, и тем самым создают самый извращенный идеализм. Идеалисты, напротив, утверждают, что материальный мир есть иллюзия. И только Церковь учит нас реализму, только Церковь действительно смотрит на окружающий мир, как на поток «живой жизни», в котором удивительным образом соединены самые противоположные, казалось бы, вещи. Сколько мудрости в словах Церкви: люби грешника, но ненавидь грех! Иными словами, принимай «живую жизнь» и прежде всего ее ярчайшее проявление — человеческую личность, и отсекай зло, т.е. грех, пытающийся ее, эту жизнь, растлить и погубить.
Но вот тут-то, может быть, и заключена одна из главных тайн Церкви, которая выражена самыми известными и простыми словами Евангелия: «да любите друг друга». Как любить человека, т.е. «живую жизнь», и отсекать грех, т.е. смерть? Кто пытался хоть немного двигаться по этому пути, знает, как он тяжел. Вот почему святые отцы называют такой путь подвигом любви. Не выдерживая тяжести этого подвига и связанной с ним ответственности, церковные люди (автор этих строк не составляет исключения) зачастую начинают придумывать себе схемы, усекающие либо вовсе исключающие «живую жизнь». Например, либерально настроенные православные называют православных русских патриотов фашистами, а те в свою очередь навешивают на них клеймо — масоны. Или возьмем так называемых «антисергианцев», для которых вся советская действительность, как «прореха на человечестве». Один весьма известный современный священник (в настоящее время он перешел в так называемую Зарубежную Церковь), говоря о Великой Отечественной войне, постоянно подчеркивает, что в ней, дескать, воевали не русские, а советские люди, что там действовала не русская, а советская армия и что не было никакой Великой победы над фашистской Германией, поскольку победила не Россия, а коммунистическая страна под названием СССР. Слушаешь такое и не перестаешь поражаться, до какой степени искажения может доходить взгляд человека на реальную жизнь.
Примеров такого рода можно приводить очень много, что свидетельствует о типичности, а не случайности явления. Ясно одно, схематизм мышления — опасная духовно-нравственная болезнь, и когда она распространяется на весьма значительную часть людей, особенно призванных воспитывать подрастающее поколение, то положение становится угрожающим. У схематически мыслящей элиты нет будущего. И здесь не имеет принципиального значения, о каком схематизме идет речь, о либеральном или патриотическом. И тот и другой одинаково опасны, поскольку игнорируют «живую жизнь». И та и другая схемы приходят в своем пределе к крайнему деспотизму, убивающему жизнь. Я думаю, живому, несхематическому человеку безразлично, в каком концлагере сидеть, в либеральном или патриотическом.
Весьма глубокое определение схематизма мышления находим у крупнейшего испанского философа нашего столетия Х.Ортеги-и-Гассета: «Существует схематическое, формалистическое мышление, не допускающее ни жизни, ни непосредственного интуитивного видения — культурный утопизм. В него впадают всякий раз, когда определенные принципы — интеллектуальные, моральные, политические, эстетические или религиозные — принимают без предварительной проверки — они считаются благими сами по себе... Наше время серьезнейшим образом страдает этим болезнетворным подходом».
«КУЛЬТУРНЫЙ УТОПИЗМ» может быть преодолен только церковным, подлинно христианским творческим реализмом. Это значит, что все мы, и в особенности те, кто претендуют быть православными педагогами, должны произвести «предварительную проверку» своих взглядов, т.е. соотнести их с реальной жизнью. Речь здесь, разумеется, идет не о приспособлении к злобе дня (особенно это исключено для православного религиозного принципа) а об осознанном включении себя в поток «живой» или «спонтанной» жизни. Да, в этом потоке очень сложно ориентироваться, он стремительно меняется, таит в себе немало «сюрпризов», его движение зачастую трудно прогнозировать, в нем можно утонуть и погибнуть, но, не войдя в него, ничего нельзя изменить ни в себе, ни вокруг себя, ни в других. Вне потока нет развития, вне потока — иллюзия жизни, духовно-нравственная стагнация и смерть.
И здесь перед нами встает очень большая, можно даже сказать грандиозная, проблема взаимоотношений христианства и культуры. Бросаются в глаза две крайние позиции по отношению к указанной проблеме. Одна — может быть определена, как полное неприятие культуры. Ярким представителем этого направления был, как известно, пламенный Савонарола, сжигавший полотна великих художников, например, Боттичелли. Интересно, что некоторые из них сами приносили свои шедевры на костер. Схожая позиция была и остается у проповедующих о духовном антихристе, который уже якобы полностью овладел миром и, соответственно, всей совокупностью тех явлений, которые мы относим к понятию культура. Хватает «культуроборцев» и среди патриотических идеологов. Публикуется множество статей, и даже целые книги, о страшном вреде для души русской классической литературы.
Другая позиция заключается в рассмотрении христианства как части культуры. Это так называемый культурологический подход. Он свойствен в большей степени западным интеллектуалам. Но и у нас такие есть и были, например, Д.С.Лихачев.
Таким образом, перед нами опять две «культурные утопии», две схемы. Между тем Церковь никогда не проповедовала обскурантистского подхода к культуре. Конечно, какого-то стройного, специально записанного учения об отношении Церкви к культуре мы не имеем. Но нам известно православное учение об обожении, о преображении человека и всего тварного мира, следовательно, и культуры в самом широком смысле слова. Говоря о преображении человека и мира, святые отцы, естественно, имели в виду не построение рая на земле что в принципе невозможно, а творческое задание, данное Богом человеку по преобразованию, преображению своей духовно-физической природы. Это и есть оправдание Церковью культурного творчества в самом высоком смысле этого слова, того творчества, которое невозможно даже для Ангелов, несмотря на их превосходство над человеком. Человек может написать «Преступление и наказание» или «Дон Кихота», а Ангел не может!
И здесь нет никакого противоречия со словами, сказанными Господом «Царство Мое не от мира сего», которые было бы неверно истолковывать в том смысле, что, раз Царство Божие не от мира сего, зачем тогда заниматься каким-то культурным творчеством. Но ведь человек спасается не в безвоздушном и бескультурном пространстве, а в конкретное время, в конкретном месте, в конкретной культуре и игнорировать этот простой факт значит лишать человека конкретных, реальных способов и средств к спасению души. Если человек живет в XXI веке, а спасаться пытается в культуре XVI века, это нелепость. А Царство Божие, которое не от мира сего, наполняет наше конкретное земное творчество смыслом и силой.
Выполняя творческое задание, человек действительно постигает то, о чем читаем у М.М.Бахтина: «Мир открыт и свободен, еще все впереди и всегда будет впереди». Отказ от творчества приводит к закрытию мира, потере свободы, к созданию завершенной, а значит мертвой «культурной утопии», и совершенно безразлично, какого цвета будет та или иная утопия, красного, белого или какого-то иного. Мне кажется, что борьба добра со злом сегодня, как никогда раньше, обнаруживает себя прежде всего в противостоянии творческого и утопического аспектов сознания. Творчество, если взять саму этимологию слова, восходит к источнику всех благ Богу-Творцу и, следовательно, как подлинная реальность оно онтологически связано с добром и является одним из его проявлений. Утопия же, будучи виртуальной, т.е. мнимой реальностью, тяготеет к пустоте зла. Как зло может появиться лишь при недостатке, нехватке добра, так и утопия возникает лишь при оскудении творчества.
Соблазн завершенной утопии — вот главный соблазн нашего времени. И как же трудно ему противостоять! Как тяжело постоянно будить себя от сладкого, но смертельно опасного сна!
Теперь мне хотелось бы несколько сузить проблему и рассмотреть в контексте сказанного такой феномен нашей жизни, как массовая культура. Возьмем, к примеру, рок-музыку (иногда ее обобщенно называют ритмической музыкой), которая столь популярна у молодежи. Казалось бы, здесь можно православному человеку однозначно, не задумываясь, сказать, что вся эта ритмическая музыка есть сатанизм и ничего больше. Вопрос решен. Но правильно ли это?
Недавно почивший о Господе выдающийся русский человек Вадим Валерианович Кожинов, считающийся по праву одним из самых глубоких знатоков отечественной культуры, как-то посетовал на то, что мелодическая эпоха сменилась эпохой ритмической, что ушли в прошлое замечательные мелодии, согревающие и наполняющие душу, а сменившие их ритмы не несут в себе ничего позитивного, созидающего. В общем и целом соглашаясь с Вадимом Валериановичем, я тем не менее осмелюсь сделать одно существенное возражение. Обеднение культуры не означает еще, что она исчезла или выродилась. Да, современная культура — не золотая и не серебряная. Может быть, она просто металлическая, глиняная или деревянная. Но она все же есть, она другая, и нельзя ее просто отбросить. И, может быть, в недрах этой неблагородной культуры мучительно рождается нечто новое, о чем мы даже не догадываемся.
Что поделаешь, не может молодежь петь сейчас романсы или замечательные песни военных лет. Нет для этого соответствующих, объективных условий. Нет ни тургеневских девушек, сидящих на верандах помещичьих усадеб, ни Великой Отечественной войны. Легче всего сказать, что эта молодежь с ее ритмической музыкой к подлинной жизни не имеет уже никакого отношения. Но, сказав так, мы, увы, опять попадаем в страну Утопию. В ней хорошо, тепло и уютно, там можно опустить плотные шторы, закрыть тяжелые дубовые двери, поставить на прадедушкин стол из красного дерева старинный подсвечник и наслаждаться дивными звуками прошлого, роняя тихие слезы. Ну как, скажите, не прослезиться услышав: «В тихом и далеком океане, где-то возле Огненной земли, плавают в сиреневом тумане мертвые, седые корабли...» Но вдруг, вот досада, из случайно включенного радио вылетают необычные звуки и необычные слова: «Но странный стук зовет в дорогу, может, сердца, может, стук в дверь...» Кто это поет? Какой-то Цой, кореец, что ли? Откуда он взялся? Ну все, золотой сон кончился, опять эти бессмысленные ритмы. Почему они ворвались в нашу жизнь?
МНОГО ЛЕТ НАЗАД, наверное где-то в конце шестидесятых — начале семидесятых, в новостях по телевидению появилась музыкальная заставка «Время, вперед!» Г.В.Свиридова, написанная композитором гораздо раньше. Поразительная музыка! Мы привыкли к пророчествам, которые содержатся в книгах, как например, у Ф.М.Достоевского. А тут перед нами музыкальное пророчество господства ритма в будущем. Послушайте это произведение специально, в нем действительно ощущается реальный ход времени. Свиридов услышал новые звуки нового времени и нам, как бы это ни было неприятно, необходимо научиться их слушать и понимать. Нельзя выпадать из ритмов своей эпохи и ее языка иначе окажешься в прошлом, которого уже нет, и неизбежно превратишься, простите, в кичливого идиота.
Меня лично в контексте сказанного чрезвычайно волнует полное отсутствие какого-либо серьезного стремления у православных педагогов и воспитателей помочь совершенно брошенным детям и подросткам. Мы можем до хрипоты спорить о том, есть ли шестерки в штрих-кодах или о пресловутом ИНН, и в то же время спокойно проходить мимо действительно очевидных вещей, мимо «проклятых вопросов». Я не могу припомнить ни одной серьезной аналитической православной статьи о духовно-нравственном состоянии нашей молодежи, о том, чем она живет, что ей интересно и почему, как ей действительно помочь без глупых и пустых нравоучений.
Пройдитесь по Старому Арбату, вглядитесь повнимательнее в этих «отвратительных» тинейджеров, потратьте свое драгоценное время и вы откроете для себя немало интересного и поучительного. Например, вас удивит, что в день смерти рок-музыканта Виктора Цоя сотни ребят и девчонок собираются вместе, ставят перед собой его портреты, зажигают поминальные свечи, грустят, слушают его песни. На Старом Арбате, кстати, есть даже в одном из переулков поминальная стена музыканта. Можно, конечно глубокомысленно, со вздохом заметить: несчастные ребятишки, сотворили себе кумира. Нет чтобы в храм Божий пойти, а они какому-то музыкантишке поклоняются. Не буду скрывать, я и сам так долгое время считал. Но однажды мне пришла в голову простая мысль: прошло уже около десяти лет с тех пор, как погиб певец, и популярность его не ослабевает, а неуклонно растет. Я преодолел свой снобизм, внимательно послушал песни молодежного кумира и был, как говорится, приятно удивлен. Прежде всего, у этих песен оказались неординарные тексты, в которых не было привычной пошлости, глупости, а, напротив, проступали вечные темы - чести, смысла жизни, смерти, воинской доблести, подлинной любви к женщине, тоски по идеалу. В них была какая-то особая собранность. И все это пелось с удивительной искренностью и незащищенностью. Чувствовалось, что жизнь и слова автора песен не расходятся.
Дом стоит, свет горит,
Из окна видна даль,
Так откуда взялась печаль?
И вроде жив и здоров,
Вроде жить - не тужить,
Так откуда взялась печаль?
Удивительная вещь. Из Виктора Цоя хотели сделать молодежное знамя перестройки. Его именно так и «раскручивали». А тут вдруг, несмотря на открывающуюся даль и возможность «жить - не тужить» — какая-то печаль. Это уже серьезно. Здесь певец явно не оправдывает возложенные на него демократическими идеологами надежды. Сравните с тем, что поет кумир пожилых тусовщиц Андрей Макаревич:
Не стоит прогибаться под изменчивый мир,
Пусть лучше он прогнется под нас.
Интересно узнать, под кого это «под нас»? Вот пример псевдотворчества, образец пошлой и сытой самоуверенности. Согласитесь, трудно представить автора «Группы крови на рукаве» в телепередаче Макаревича «Смак», в которой голодным людям показывают, как запекать свиную ногу.
А вот вера в победу света над тьмой:
...А снег идет стеной, а снег идет весь день,
А за той стеной стоит апрель.
А он придет и приведет за собой весну
И рассеет серых туч войска...
Одним словом, рок-музыкант Виктор Цой абсолютно не вписался в новый либерально-демократический поворот. Полагаю, что при стремительно возрастающей популярности певца он стал пo-настоящему опасен для тех, кто хотел просто «жить - не тужить».
Особенно ценным в творчестве В.Цоя является, на мой взгляд, то, что его устами, высказалось новое поколение, зовущее нас на помощь («Мы хотели пить, не было воды...», «В наших глазах потерянный Рай...»). А подали ли мы этим подранкам, потерявшим Рай, нашу православную, сильную и взрослую руку? Я думаю, что песни Виктора Цоя таят в себе большие воспитательные возможности, потому что в них действительно проступает неподдельная тоска по Богу. Надо только творчески и без ложного страха к этому подойти.
Существуют и другие исполнители и ансамбли, в творчестве которых преобладает созидательное начало (достаточно вспомнить замечательную группу «Любэ»). Следует обратить внимание на то, что в среде рок-музыкантов начинается явный поворот к Православию. Например, такой культовый для молодежи персонаж как лидер группы «Алиса» Константин Кинчев (кстати, друг Цоя) в одном из интервью заявил, что он православный человек и что его любимый мыслитель — приснопамятный митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев). И вот в последнем альбоме «Алисы» появляется песня-гимн «Мы — православные». О своем обращении к Вере и Церкви поведал недавно и лидер группы «Агата Кристи» Глеб Самойлов. Эти примеры не могут не обнадеживать...
Главное — дерзать, искать, не бояться использовать молодежное творчество в православной педагогике. Потому что, если этого не сделаем мы, сделают другие и уведут наших детей совсем не туда, куда хотелось бы нам. Не будет ничего хорошего, если Виктор Цой и люди его уровня заслонят собой для молодежи Церковь и Евангелие. А такая опасность есть, и избежать ее можно только при действительно творческом подходе к делу воспитания.
Повторю еще раз — путь, который предлагается в данной статье, очень труден, потому что здесь почти нет предыдущего опыта, на который можно было бы опереться. Здесь неизбежны ошибки и неудачи, но иного способа преодолеть раскол между взрослыми и детьми нет. Вспомним гениального К.Д.Ушинского, неустанно призывающего педагогов изучать реальные обстоятельства и условия, в которых происходит процесс воспитания. Взрослый назидательный монологизм давно себя исчерпал. Если мы действительно хотим привести молодежь к вере в Бога и к Церкви, необходимо наладить диалог с ней, а он невозможен без вхождения в поток реальной жизни.
Не хотелось бы прибегать к громким словам, но все же придется. От исхода битвы за молодежь во многом зависит исход битвы за Россию! Так что сказанное здесь выходит, как мне кажется, далеко за рамки педагогики.
Могут высказать опасения, что мой призыв к творчеству как главной ценности рискует привести к трагическим заблуждениям, связанным с возможностью подмены истинного творчества ложным. Да, это так. Но Евангелие и не обещает нам легкой жизни. А самое главное, у нас есть Церковь, которая всегда укажет нам в трудный момент верное направление. Главное от Нее не отрываться.
В заключение хотелось бы сказать самому себе и другим — без творчества не обрести нам живой саморазвивающейся подлинной русской идеологии, сокровенный смысл которой выражается евангельскими словами: «да любите друг друга». А ведь любовь никогда не погибнет, даже после того, как «земля и все дела на ней сгорят».